Когда мы только взяли Пуха, Анфиса не сразу поняла, что это диво дивное — её конкурент. Пока Пух не летал, им не за что было драться, а когда полетел, Анфиса была сильнее и просто ставила его на место. Анфиса довольно мирная птица, и гоняла Пуха так, для порядку, безо всякого фанатизма.

Однако Пух очень быстро окреп. Анфиске пришлось потесниться, уступив Пуху часть присад. Со временем Пух наращивал преимущество: он лучше летает (у Анфисы после перелома крыло висит), а главное, он наглее. Наглость в совиных драках чрезвычайно важна, так как почти всегда побеждает тот, кто нападает.

С каждым днём Пух отвоёвывал себе всё больше благ и всё лучшие присады. Однажды Пух заинтересовался Анфисиными игрушками. Несколько ночей продолжались воздушные бои, с криками, с падениями прямо на собаку и тому подобными радостями. Однако не было заметно, чтобы какая-то сторона брала верх. Совы дрались с переменным успехом, пока все игрушки не были сныканы. Наступила тишина.

Но тишина, как это чаще всего и бывает, оказалась обманчивой. В совиных головах зрели коварнейшие планы. Отдыхая после битвы за игрушки, совы готовились сражаться за еду.

Однажды мы заметили, что каждая птица старается как можно быстрее слопать свою порцию, после чего летит отнимать долю своего приятеля. Кормление сов превратилось в сложную полувоенную операцию: нужно было отлавливать того, кто поел первый, и держать, пока не поест второй. Причём если Анфиса к рукам относится спокойно, Пух на руках не сидит категорически, так что задача была непростая. Если же мы пускали дело на самотёк, начинались беспощадные погони.

Но и тут всё было сложнее, чем казалось на первый взгляд. Дело в том, что Анфиса у нас — дама впечатлительная, и если Пух успевал провести хоть одну атаку, есть она уже не могла. Анфиса и раньше отличалась чудесной способностью по полчаса сидеть с мышью в лапе, тупо глядя в одну точку, а теперь ей предоставился случай проявить себя с худшей стороны. Поскольку у нас не было возможности тратить на её кормление по два часа утром и вечером, мы отбирали у неё недоеденную мышь.

Тогда она сменила тактику: по-быстрому открутив мышке голову (а то и даже не попытавшись это сделать), она летела прятать остатки, чтобы иметь возможность отбить у Пуха его законную мышь.

Вот тут-то и наступило самое печальное. Если бы она вообще не ела, мы заподозрили бы неладное. Но она периодически хрумкала немножко мышки, и я была уверена, что она ест столько, сколько хочет. В то время как Анфиса явно недоедала. На самом деле, она ела очень мало, и всё не оставляла надежды получить вторую порцию (Пухову), но попытки ограбления я пресекала, нычку забирала, и Анфиса оставалась ни с чем.

В некий момент силы начали оставлять бедняжку, и Пульхерий немедленно этим воспользовался. Он оказался очень злой и воинственной птицей. Он постоянно гонял Анфису, вынуждая её прятаться по углам, а по ночам Анфиса спала у меня на подушке, потому что меня Пух боится и не может атаковать её в такой близости от меня (сразу как-то вспоминаются странные люди, свято верящие, что животные «убивают только ради еды»). При этом Пульхерий сохранял самое дурацкое выражение лица, ничем не выдававшее его кровавых намерений.

Кроме того, мы не могли не заметить, что Анфиса стала сама не своя до еды. Она бросалась на дверь комнаты, едва услышав наши шаги, постоянно клянчила. Но по нашей беспросветной тупости мы по-прежнему полагали, что она сыта: ведь она дважды в день получала в своё полное распоряжение мышь! Кроме того, вся эта история совпала с периодом нашей тотальной занятости на работе, и мне просто не хватало времени и сил подсчитать, сколько же на самом деле она съедает.

Однако я уже начала всерьёз беспокоиться по поводу совиных драк, так как видела, что бедной Анфисе просто не стало житья. Не знала только, какие из этого сделать выводы и что предпринять. А ещё через пару дней...

Однажды вечером я принесла Анфисе обычную мышь. Она с криком набросилась на неё, скогтила и... упала на кровать, слабо чирикая. Лапки, в которых она сжимала мышку, были вытянуты назад. Первое, что мне пришло в голову, — удирая от Пуха, она сломала ножку... В ужасе я взяла её на руки, и тут почувствовала, что у неё торчит киль!

Я усадила бедняжку на присаду. Уговаривала её покушать, но Анфиса не съела ни кусочка. Снова ощупала киль — и убедилась, что мне не показалось: Анфиса была истощена. По кондиции она напоминала Пуха, когда он был заглистован, только Пух был тогда бодр, а Анфиса явно слаба.

Утром, взглянув на всё свежим взглядом, мы убедились, что Анфиса очень слабенькая. Она вроде бы делала какие-то привычные вещи: летала, клянчила еду, — но во всём этом не было привычной энергии. Мы посадили её в переноску, немного напоили чаем и взяли с собой на работу, чтобы иметь возможность в течение дня показать врачу, а также чтобы хотя бы уберечь её от атак Пуха. Но по дороге я вспомнила кое-что важное. Вспомнила первые дни Анфисы в нашем доме, когда она была так слаба, что не могла есть. Она была даже в худшем состоянии, вообще сидела чучелком, однако мы довольно быстро откормили её. Чем больше я вспоминала её тогдашнее состояние, тем больше убеждалась: Анфиска ГОЛОДНАЯ! Я вспоминала последний месяц её жизни с Пухом, как она скорее прятала свою мышку, и как я забирала её запасы... Я помчалась в магазин и купила чудесное лекарство: куриные сердца.

Три дня Анфиса ездила с нами на работу и откармливалась куриными сердцами. Кушала хорошо (ещё всё-таки не оголодала до полной апатии и потери аппетита, как было в первый раз). Она быстро набрала вес, киль перестал проступать. На четвёртый день мы рискнули оставить её дома с Пухом, а вернувшись, с удовлетворением обнаружили, что она сидит на присаде, а явно недовольный Пульхерий не рискует её сгонять.

Тогда я рискнула дать ей мышь и... история повторилась! Анфиса скорее её спрятала! Я была готова убить её на месте! Ну как можно быть такой непроходимой тупицей, чтобы саму себя уморить голодом! Слава, как всегда, нашёл выход, сказал: «Буду резать мышь на кусочки».

Так мы перешли на мышиную нарезку. Я кормила Анфису нарезкой на присаде, пока Пух уничтожал свою законную мышь.

На мышиной нарезке Анфиска набралась сил и восстановила статус-кво: вернула себе самый лучшие присады и спит теперь, где хочет. В последние дни мы уже даём ей целых небольших мышат, и Анфиса сама их разделывает, не пытаясь спрятать! Правда, большую мышь дать пока не решаемся: вдруг примется за старое?

Анфиса не стала мстить Пуху: вернув себе своё законное хозяйское положение, она великодушно простила ему подавленный бунт. Иногда только, когда Пух не доест, пару раз прогонит его с места, да и то безо всякого азарта. А Пульхерий не такой ранимый: как только Анфиса отстаёт, доедает, что положено. И, видимо, строит какие-то коварные планы...

Кстати... может сложиться впечатление, что описанное в предыдущей главе поедание кукурузы произошло «с голодухи». Но это не так: кукурузу Анфиса ела, когда уже вполне пришла в себя. Просто вот такая она, милая жадинка.