Не могла решить, что делать с этим блогом. С одной стороны, действительно, я во многом писала сюда для папы. Но не только для него. Есть у меня и другие читатели, и самый преданный из них — я сама.
Ведь это мои воспоминания. И они для меня бесконечно ценны. Когда-то мне советовал Виктор Николаевич Кречетов обязательно записать все подробности наших встреч с Борисом Штоколовым. "Это сейчас кажется, — сказал он, — что никогда не забудете... Но вы забудете, и будете жалеть об этом".
Подробности тех встреч я, действительно, забыла, но Виктор Николаевич не во всём был прав: я не жалею. В этих воспоминаниях не было ничего ценного для меня: ну поговорила со знаменитым человеком (а больше — с его женой), но он не сказал ничего, что мне было бы жалко забыть. Гораздо дороже мне другое воспоминание, связанное со Штоколовым: мой дедушка, папин отец, вспоминал, что служил с ним на Соловках. "Помню, был у нас такой, Боря Штоколов. Да, пел, — сказал дедушка, — очень хорошо пел... Ну кто ж знал, что он такой знаменитый будет".
Я за последние дни столько рассказывала о папе всем, кто был готов слушать (а даже если и не готов)... Он невыразимо много значил для меня и всегда присутствовал почти во всём, что я делала. Я рассказываю, что он был очень хорошим человеком. Очень добрым. Умным, образованным. Никогда не ныл и не жаловался. Ничего (к сожалению) не просил. Интересовался всем, что происходит в мире, ни в чём не хотел отставать. Не хотел чахнуть и киснуть, не хотел признавать себя больным. Так же, как его собственный рано умерший отец — тот, что служил на Соловках с Борей Штоколовым.
Я не понимала, зачем и как писать сюда теперь — как я могу рассказывать о балете или вешать фотографии из Пражского зоопарка (остались у меня ещё долги), когда папы больше нет?
Но нельзя отказываться от своих воспоминаний. Время пройдёт, и то, что, кажется, никогда не забуду, забудется. И я буду жалеть об этом. Я знаю.
Поэтому я напишу и про зоопарк, и про балет, и про многое другое. Еженедельных музыкальных отчётов больше не будет, но наверное, они будут существовать в ежемесячном формате. И ещё я буду стараться иногда писать про папу. Мелочи, которые я помню и которые мне было бы жалко забыть.
И сейчас в памяти шторм. Мы на Чёрном море (первый и последний раз в моей сознательной жизни: мне 7 лет), идём вдоль пляжа, который вдруг стал таким маленьким и таким неуютным, по высокому берегу, до которого не достаёт прибой. На пляж накатывают волны, которые мне запомнились просто гигантскими и очень страшными. Вдруг папа прыгает вниз, туда, откуда только что откатилась огромная волна. И прежде, чем налетает, с рокотом, другая, выскакивает обратно на берег и, улыбаясь, протягивает мне камень.
Камень серый, плоский, овальный, и в нём большая круглая сквозная дырка. Куриный бог. Я мечтала такой найти...
И вот этот камень нашёл мой папа, и не банально в укромном уголке пляжа, а в штормовом море. Героически достал его для меня, это было настоящее чудо.
Я долго хранила этот камень, даже носила его на шее. Но в конце концов он потерялся где-то и когда-то.
Но я помню, папа. Видишь, я помню.