Началось всё после Белкиного юбилея. Ближе к новому году мы заметили, что она похудела, а худеть ей было совершенно не с чего. В остальном вроде бы как всё было в норме, но мы решили сходить к врачу и провериться.

Надо сказать, что у терапевтов мы не были давным-давно (по большому счёту, в клинику ходили только с травмами), и я не знала, к кому лучше обратитьcz. Так что пошли мы наугад и попали к молодой даме-нефрологу. Это я потом узнала, что она нефролог. У Белки видимых отклонений не нашли, взяли биохимию. По результатам биохимии врач поставила Белке хроническую почечную недостаточность (почечные показали, действительно, были повышены), сейчас не помню, какой стадии, но какой-то начальной. Нам рекомендовали больше пить, ни в коем случае не есть виноград (загадочная хрень с этим виноградом...), а также сдать на анализ мочу. Но, сказали мне, похудела она точно не от почек, а от чего — неведомо. Надо наблюдать. А когда почки ещё просядут — перейти на лечебный корм.

В общем, признаться, я забила на это дело. ХПН не лечится, это все знают. Прямо сейчас, на этой стадии, Белке ничего не прописали. Мочу мы собрать не смогли. Ну и стали жить дальше, только теперь я знала, что над Белкой висит ХПН... Вес, кстати, она набрала снова.

Это был как бы пролог. А основное действие развернулось почти год спустя, когда Белочке было почти 11. Однажды она начала прихрамывать на переднюю лапу. Сначала едва заметно, на следующий день посильнее, а на третий уже всерьёз. Я хотела дать ей Локсиком (противовоспалительное), у меня как раз оставалось чуть-чуть от каких-то предыдущих травм. Лекарство я ей влила из шприца, такое насилие Белке категорически не понравилось, и она всё срыгнула. Больше Локсикома у меня не было, и прежде чем покупать новый мы решили всё-таки сходить к врачу.

Если бы она тогда съела Локсиком, скорее всего, хромота бы пошла на убыль, мы бы продолжили курс и так и не дошли до врача. И ничего бы не было.

Пошли, как обычно, в клинику Сотникова. Что с травматологией там всё в порядке, я не сомневалась, и врача не выбирала, кто дежурил — к тому и пошли. И попали к Всеволоду Сотникову — как я понимаю, сыну того самого, знаменитого. Тот посмотрел на Белкину лапу и... побежал за главврачом. Вот тут мне стало страшно. Я была совершенно уверена, что нам сейчас пропишут что-нибудь противовоспалительное и отправят домой, но, видимо, что-то было не так...

Пришёл Сам Сотников, пощупал лапу, они обменялись с Всеволодом несколькими тихими словами. Я обмирала. Сам ушёл, а Всеволод сказал, что дело плохо. Либо это опухоль, либо какая-то дрянь с позвоночником, либо (и, как он сказал, это лучший случай) — некие боли неясного генеза. На всякий случай сделали рентген, там было чисто. И нас отправили на МРТ шеи и плече-лопаточного сочленения.

Это был ужасный день. Не передать, в какую панику я впала. В рекомендованной клинике нас смогли записать только на послезавтра, но мы ломанулись в Прайд, делать МРТ срочно в тот же вечер. МРТ делается под полным наркозом. Почему-то Белке не смогли поставить быстро катетер, и искололи ей, кажется, аж три лапки. Кроме того, ей пришось вырезать чип из лопатки.

В общем, ночью мне отдали запуганную, несчастную, бритую собаку со швом на лопатке. А также результаты МРТ, на котором врачи Прайда ничегошеньки не нашли. Тут мне стало полегче: агрессивную опухоль или проблему позвоночника они бы точно не пропустили. До этого момента, с самого утра, я практически беспрерывно ревела. В Прайде решили сами прощупать собаку, чтобы найти причину хромоты (а Белка уже почти не наступала на лапу), но всё, что обнаружили, — щелчок при сильном сгибании запястья. На это мне посоветовали обратить внимание лечащего врача.

Как раз в это время болела Стрелка, а мы, бросив её дома на пике зуда, носились с Белкой по городу. Ночевала я на диване со Стрелкой, потому что она засыпала, только когда я её гладила. Так мы и провели ночь: я в полудрёме гладила Стрелку и с нетерпением ждала утра.

Утром мы сразу помчались в клинику Сотникова показывать МРТ. В тот день работал Андрей Албул, которого мы знали ещё с тех времён, когда он в «Чемпионе» лечил Белку от предположительного парвовироза, и мы всегда очень ему доверяли. Но Андрей Владимирович теперь принимает только по записи, и я собиралсь, если нас примет не он, топать ногами до тех пор, пока его не позовут.

К счастью, топать ногами не пришлось, нас принял Албул и сразу сказал, что на МРТ всё идеально. Мы показали ему хромую собаку и сказали о щелчке в запястье. Щелчок, действительно, был, и Албул нам рекомендовал обратиться к ещё одному Сотникову, Михаилу (которого мы тоже хорошо знали, так как он успешно лечил Винса). А пока, чтобы снять боль, принимать Локсиком.

Локсиком я стала мешать с кашей, Белка нормально его принимала и сразу перестала хромть. Через несколько дней мы поехали на улицу Счастливую, где теперь принимает Михаил Сотников, уже безо всякой хромоты. Тот посмотрел собаку и сказал, что наблюдает очень даже обычную травму, а именно разрыв связки в локте — вот видите, как лапа разгибается, а не должна? И что всё, скорее всего, пройдёт само через 2-3 месяца. А если будет хромать — то давать противовоспалительное. Белка больше не хромала, и лекарства мы не давали.

Вся эпопея, кстати, обошлась нам почти в 30 тысяч рублей (МРТ двух зон очень дорогое).

Это было моё самое неприятное обращение в клинику Сотникова. К принимавшему нас Всеволоду Сотникову у меня, в общем, нет претензий; он засомневался и сделал то, что должен был: позвал главврача. Но почему Сам Владимир Сотников не заподозрил простую травму, а вместо этого отправил нас на круги ада, я не понимаю. Впрочем, и врачи в Прайде тоже разрыва связки не предположили.

Для наркоза у Белки взяли анализы, в том числе, биохимию. И биохимия показала повышенные почечные показатели. Врач в Прайде сказала, что ничего ужасного, но надо бы через пару недель переделать анализ: проверить, не стало ли хуже после наркоза... Если бы не было всей этой истории с МРТ и наркозом, мы бы не пошли перепроверять почки.

Спустя дней десять мы пошли снимать шов с лопатки и заодно проверять почки. На этот раз я решила подстраховаться, насколько возможно, и озаботилась записаться к Ольге Олеговне Смирновой (которую тоже помнили ещё вот такую: она тоже работала в «Чемпионе»). Ольга Олеговна посмотрела в нашу карту и увидела ХПН в начальной стадии. А ещё она сказала, что видела Белку недавно, и что с тех пор Белка стала как-то хуже выглядеть. И что надо бы сделать УЗИ. Только потом я догадалась, что она видела не Белку, а Стрелку, с которой мы как раз тогда постоянно ходили к дерматологу. А на УЗИ Ольга Олеговна нашла опухоль надпочечника.

По поводу предполагаемой ХПН мы сдали анализ мочи (взяли прямо на месте, а не отправили нас пытаться её собрать). А по поводу опухоли — ещё мочу на гормоны, чтобы исключить феохромоцитому. Про опухоль нам сразу сказали, что дело плохо. Феохромоцитома — страшная дрянь. Это гормонально активная опухоль, которая провоцирует, в частности, повышение АД, которое может долгое время проходить незамеченным. А самый распространённый симптом, сказали мне, — внезапная смерть. В поисках признаков этого самого повышенного АД нас очень подробно распросили, не случается ли у Белки внезапной одышки, приступов паники, ночного беспокойства и тому подобного. Ничего такого мы не наблюдали. Ещё у Белки посмотрели глазное дно и тоже никаких пугающих симптомов не нашли. Анализы на гормоны делаются небыстро, и мы отправились домой, готовиться к Белкиному дню рождения, в не самом лучшем настроении.

В тревожном ожидании прошли дни, включая Белкино 11-летие. А к моему дню рождения пришли результаты анализов — хорошие! Конечно, феохромоцитому полностью не исключили (так как эта подлая опухоль провоцирует выбросы гормонов не постоянно, а залпами), но всё-таки надежда появилась. На клиническом же анализе Ольга Олеговна увидела признаки воспаления и прописала Белке Монурель. Монурель — это просто БАД с клюквой, там довольно большие и невкусные таблетки, так что Белке этот рецепт очень даже понравился: таблетки я заворачивала в мясные тефтельки.

Через два месяца мы отправились на контрольные анализы. Все признаки ХПН (чудо, чудо!) прошли, анализы были идеальные по всем показателям, в том числе, почечным. А вот опухоль немного подросла. Нас отпустили ещё на два месяца.

Но почти сразу после этого Белка заболела. Сначала, кажется, стала помедленнее бегать, потом, кажется, погрустнела, потом, кажется, стала есть без прежнего аппетита... Я наблюдала за её состоянием, пытаясь убедить себя, что ничего особенного не происходит, но в какой-то момет стало очевидно, что ей нехорошо. Я была уверена, что всё-таки сдают почки. Ведь ХПН не лечится... Записаться на приём к Смирновой удалось только на через неделю, но Белке явно становилось хуже, поэтому я схватила собаку и помчалась к дежурному терапевту.

Приняла нас Ольга Калашникова. И, конечно, сразу заподозрила, что проблема с почками. Ну ХПН же в карте. Белку внимательно осмотрели, послушали сердце, померяли давление, взяли кровь (опять!), ничего особенного при осмотре не нашли, кроме некоторой болезненности в пояснице, по поводу которой нам посоветовали показаться неврологу. И, в общем, до анализов, а лучше — до приёма у Смирновой собрались отпустить нас домой. Я была рада, что, по мнению врача, мы по крайней мере дотянем до приёма. Напоследок Ольга Владимировна предложила «глянуть» на УЗИ, нет ли скопления жидкости в брюшной полости — просто так, даже без оплаты, чтобы уж ничего не пропустить. Глянула — и ужаснулась. Оказалось, у Белки пиометра.

В этом месте все, кому я рассказывала эту историю, подпрыгивали и восклицали: Как??? Как врач могла не заподозрить пиометру???

Хочу заметить, что мне тоже ничего, кроме почек, в голову не приходило. Конечно, я не врач, но у меня и времени на раздумья было гораздо больше. Запись о ХПН в карте полностью зашоривает сознание, и даже то, что сверху лежали последние — отличные! — анализы ничего не меняло.

Белку срочно направили на операцию. Я была в таком шоке, что, столкнувшись в коридоре с Албулом, набросилась на него с просьбами обязательно посмотреть Белкину поясницу, хотя это было уже, конечно, неактуально (пиометра полностью всё объясняла). Я была счастлива, что проблема не в почках, но врач сказала, что, учитывая Белкины проблемами с почками, она рекомендует после операции наблюдение в стационаре как минимум до утра. И я опять ревела в три ручья — меня пугала не сама операция, а мысль о том, что мне придётся оставить в клинике Белочку, да ещё и не смогу сразу забрать её, и ей придётся ночевать в каком-то там стационаре...

Самое ужасное — это уходить. Собака не понимает, почему я бросаю её в этом ужасном месте... Белка так рвалась ко мне — а я, вместо того, чтобы вынуть световой меч и спасти её, ушла прочь... Я с трудом заставила себя это сделать... Какая бы она ни была умница, ей не объяснить, почему надо поступить именно так. С её точки зрения, я просто предала её, и это ужасно меня мучает...

Вечером мне отзвонились, что операция прошла успешно. И тогда же пришли результаты анализов крови, которые брали на приёме: отличные, если не считать, понятно, повышенных лейкоцитов. Я не находила себе места при мысли, что из-за какой-то старой записи о ХПН Белке приходится ночевать чёрти где, притом, что с почками у неё всё в порядке...

Утром у Белки опять взяли кровь (бедная моя девочка!!) только на почечные показатели. Несмотря на общий наркоз, они опять были в полном порядке, и Белку наконец-то отпустили домой. Она замечательно быстро восстановилась, хотя нам пришлось помучиться сначала с тяжелейшим циститом, а потом с мощным ложняком — всё это были «прощальные поклоны» пиометры.

Начались достаточно спокойные месяцы. Белка чуствовала себя перекрасно, и в промежутках между УЗИ, которые мы делали раз в два месяца, мы все были счастливы. Но УЗИ показывало устойчивый рост опухоли, и каждый раз Ольга Олеговна расспрашивала, не появились ли тревожные симптомы.

Никаких симптомов не было, но мы все понимали, что рано или поздно что-то должно случиться. Я смотрела на свою совершенно здоровую и ничего не подозревающую собаку, которой изрядно надоели постоянные визиты в клинику, и думала о том, что внутри у неё бомба, и что время пошло...